Медиапортал www.splendid-magazine.md продолжает говорить о тех, кто выбрал для себя мир сценических рамп и театральных кулис. Герой нашего следующего интервью – Геннадий Бояркин, в 2012 году указом президента получивший почетное звание «Artist Emerit». Для актера, так отдающегося каждой своей роли, это – не удивительно.
- Геннадий, почему именно театр?
- Не могу сказать, что театр – мое личное решение. Скорее, этот выбор за меня сделали мама и бабушка, когда в пять лет отдали меня в детскую театральную студию. С тех пор и началось моя театральная жизнь.
- Желание взрослых стало в последствие и вашим?
- Выходит, что так. (улыбается) В школе учился очень плохо, был двоечником. И не выгоняли меня лишь за мою активную внеклассную деятельность: участвовал во всевозможных конкурсах, выступал на пионерских слетах и за честь школы. А потом уже и не видел другой судьбы для себя, кроме жизни артиста.
- Никогда не задумывались о том, чтобы сменить род деятельности?
- Нет. Но изначально я мечтал быть актером кино. Даже прогуливал школу, стоял возле нашей киностудии и мечтал, что сейчас мимо меня пройдет дядя режиссер и скажет: «Мальчик, идем сниматься!» Конечно, этого не произошло. И, так как у нас кино не делают в таких масштабах, как мне хотелось, я решил стать актером театра.
- Актер кино и актер театра, чем отличаются эти два направления одной профессии?
- Один американский артист очень точно об этом сказал: если сравнивать работу актера с работой хирурга, то в театре – это операция скальпелем, а в кино – операция лазером. В фильме должна быть очень тонкая подача, и буквально один взгляд может показать все эмоции, которые переживает герой. Конечно, на сцене театра нужно отдаваться, чтобы зритель даже в последнем ряду увидел твою реакцию, переживания. Но в кино все на первом плане. Там не нужно играть - нужно жить, существовать в кадре.
- Исходя из своего опыта, что в работе на сцене для вас труднее всего?
- Если спектакль очень долго играется, то со временем он начинает надоедать. Приедается. Самое сложное – не уйти в механику, автоматически воспроизводя все движения, жесты и эмоции. Нужно найти какие-то новые детали, чтобы сделать спектакль интереснее не только для зрителя, но для себя. Твоя роль, твоя игра должна приносить удовольствие в первую очередь тебе. Абсолютно каждый раз.
- Какой образ был самым сложным?
- Наверное, это Иван Карамазов из пьесы «Братья Карамазовы». В конце представления мой герой сходит с ума, и, хочешь ты этого или нет, но все равно переживаешь все те эмоции, которые наполняют тебя в тот момент. Раньше мы часто его играли, и иногда все, что творилось со мной на сцене, начинало происходить и в жизни. На психологическом уровне передаются мысли, энергетика твоего героя.
- Как остановить это, чтобы и в реальной жизни не сойти с ума?
- Во время репетиций, первых выступлений нужно прочувствовать роль так, чтобы просто механически запомнить все эмоции и переживания, а потом просто воспроизводить их на сцене, не пропуская все через себя. Когда «погружаешься» в свою игру полностью, правда, начинаешь сходить с ума.
- Что делать уже после спектакля, когда занавес опущен, зрители разошлись, а эмоции от сыгранной только что роли продолжают бушевать внутри?
- У каждого свои способы уйти от этого. У меня их несколько. Могу поиграть на гитаре или пойти в караоке – музыка быстро снимает напряжение от пережитого. Можно и немного выпить. (смеется)
- Меня всегда поражало, как актерам удается запомнить такой большой объем текста.
- Дело в том, что он запоминается больше не умом, а телом. Любой текст положен на какую-то мизансцену, определенные действия. Если мы репетируем спектакль, который шел давно, и, сидя за столом, пытаемся проговорить текст, у нас ничего не получается. Но, стоит только встать, сделать несколько шагов, как тело сразу вспоминает движения, жесты, а также связанные с ними слова.
- Что делать, если в хорошо отрепетированном спектакле что-то выходит из-под контроля?
- Каждый артист иногда забывает слова, иногда не понимает, что ему делать и вообще, в каком месте он сейчас находится – случается всякое. Артисты одного спектакля, как единая система. Если видишь, что твой коллега что-то делает не так, не помнит текст, пытаешься его вытянуть: подсказать, направить, перевести сцену.
- Это заметно для зрителей?
- Обычно люди редко замечают подобное. Только, если у артиста наступил ступор.
- После этого легко опять вжиться в роль?
- Становится очень страшно! Ты произносишь следующую фразу, а думаешь только о том, что сейчас вновь все забудешь. Но постепенно все выравнивается само собой.
- Вы суеверный человек?
- Даже очень.
- Перед спектаклем соблюдаете все приметы?
- Стараюсь.
- Если произойдет нечто, что будет знаком не выступать в этот день, что будете делать?
- Я не могу не выйти на сцену: билеты куплены, зрители ждут спектакля и я не вправе решать, состоится он или нет. Еще раз перекрещусь, плюну через левое плечо, но обязательно выступлю.
- Приходилось вам выступать при сильной болезни?
- Такое происходит очень часто, и я говорю не только о себе. Я не знаю ни одного артиста в нашем театре, который был сильно болен, но при этом не вышел на сцену. Пьешь всевозможные таблетки и прочие «исцеляющие» средства, выходишь и работаешь.
- В подобном состоянии получается играть хорошо?
- Конечно, когда тебе плохо, ты не можешь выложиться на максимум. Но мы, все же, профессионалы, и от нашего самочувствия не должно страдать качество: зритель не заметит, что у одного из артистов сегодня высокая температура.
- Как считаете, какая роль из сыгранных вами, лучшая?
- Наверное, это роль Ивана Карамазова в пьесе «Братья Карамазовы». Для меня она была самой сложной, но, при этом, и самой любимой.
Подготовила: Екатерина Котельникова
Фото: Алина Любимова